Адрес: Московская обл., Коттеджный поселок Жуковка Академическая
Солженицын познакомился с Мстиславом Ростроповичем в ноябре 1967 года, а с сентября 1969-го по май 1973-го Солженицын проживал по приглашению Ростроповича на их даче в Жуковке.
Дача М. Л. Ростроповича в Жуковке. Фото: Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом. М.: Согласие, 1996
В Рязани 3 ноября 1967 года у Мстислава Ростроповича был сольный концерт, на котором присутствовал Солженицын. После концерта Ростропович ждал Солженицына за кулисами, чтобы познакомиться с ним, но Солженицын сразу после концерта уехал домой. Тогда Ростропович, у которого был домашний адрес Солженицына, отправился к нему в гости на следующий день. «И вот проезд Яблочкова, простой дом, первый этаж. Позвонил. Мне открыла очень пожилая женщина и встала в дверях: „Вы к кому?“ „Я хотел бы повидаться с Александром Исаевичем“. „Его нету, он уехал“. „Жаль“. „А что вам надо?“ „Говорят, он вчера был на моем концерте...“ Вдруг ее отстраняет какая-то рука, и появляется бородатый Солженицын: „Зайдите, пожалуйста, я так счастлив, что вы пришли!“ И мы с ним просидели довольно долго. Пару часов поговорили. И он мне сказал на прощанье: „Если я буду в Москве, я бы к вам пришел поговорить, если вы согласитесь, потому что у вас очень хороший русский язык“» (из интервью Мстислава Ростроповича).
Солженицын иногда навещал Ростроповича в его московской квартире, иногда они встречались у общих знакомых. Их отношения резко изменились спустя почти два года после знакомства, когда Ростропович случайно встретил на улице Лидию Чуковскую, которая передала ему, что «Солженицын очень болен, но ему было бы приятно, если бы Ростропович навестил его», и сообщила его действующий адрес. «На следующий день я к нему поехал. Была поздняя осень. Я искал его по участкам — это, если помните, были такие индивидуальные огороды, на которых нельзя было строить ничего, кроме сараев для инвентаря. На этих сараях висели замки, и когда я увидел один без замка — я понял, что он тут» (из интервью Мстислава Ростроповича). «Вот в такой хижине на садовом участке на Киевском шоссе и нашел Слава [Мстислав Ростропович] Солженицына, приехав к нему в дождливый и холодный осенний день. Она была единственным местом, где он мог в тишине работать, живя там с ранней весны до наступления холодов. <...> У Александра Исаевича оказался острейший радикулит, который он получил, живя в этом сыром, неотапливаемом помещении, и нужно было немедленно уезжать, перебираться обратно в Рязань, что означало — прощай, работа!» (Вишневская Г. П. Галина. История жизни).
Мстислав Ростропович в гостях у Солженицына в Рождестве-на-Истье. Лето 1969 г. Фото: Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом. М.: Согласие, 1996
Ростропович, застав Солженицына в таком положении, предложил ему переехать к нему на дачу в Жуковку, где рядом с домом у него была построена «маленькая квартирка с отоплением» (из интервью Мстислава Ростроповича), в которую он и предложил Солженицыну вселиться.
19 сентября 1969 года Солженицын переехал на дачу к Ростроповичу.
И вот рано утром 19 сентября 1969 года, выглянув в окно, я увидела на нашем участке старенькую машину «Москвич». Слава сказал, что в шесть часов утра приехал Александр Исаевич, оставил свои вещи, а сам уехал в Москву поездом и через несколько дней вернется, чтобы поселиться уже окончательно.
— Ну, как, доволен ли? Дом-то понравился ему? Пойдем посмотрим, как он расположился, может, помочь ему в чем нужно, поставить еще мебель какую-нибудь...
Заходим в дом, и я хозяйским глазом вижу, что ничего не изменилось, никакого нового имущества нет. Лишь на кровати в спальне узел какой-то лежит. Зашла в кухню — тоже ничего нет, кроме того, что я оставила. Может, он машину еще не разгрузил?.. Вернулась в спальню. Что же за узел такой? Оказывается, это старый черный ватник, стеганый, как лагерный, до дыр заношенный. Им обернута тощая подушка в залатанной наволочке, причем видно, что заплаты поставлены мужской рукой, так же, как и на ватнике, такими большими стежками... Все это аккуратно связано веревочкой, и на ней висит алюминиевый мятый чайник
Из воспоминаний Солженицына:
Не помню, кто мне в жизни сделал больший подарок, чем Ростропович этим приютом. Ещё в прошлом, 68-м, году он меня звал, да я как-то боялся стеснять. А в этом — нельзя было переехать и устроиться уместней и своевременней. Что б я делал сейчас в рязанском капкане? где бы скитался в спёртом грохоте Москвы? Надолго бы ещё хватало моей твёрдости? А здесь, в несравнимой тишине спецзоны (у них ни репродукторы не орут, ни трактора не рычат), под чистыми деревьями и чистыми звёздами, — легко быть непреклонным, легко быть спокойным. <...> В ту осень он [Ростропович] охранял меня так, чтоб я не знал, что земля разверзается, что градовая туча ползёт. Уже был приказ посылать наряд милиции — меня выселять, а я не знал ничего, спокойно погуливал по аллейкам.
Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом. С. 253
Флигель на даче Ростроповича в Жуковке, в котором проживал Солженицын. Начало 1970-х. Фото: Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом. М.: Согласие, 1996
В ноябре, спустя два месяца после переезда к Ростроповичам, пришла упомянутая выше «градовая туча» – Солженицына исключили из Союза писателей. Однако тогда, по воспоминаниям Галины Вишневской, «первая зима прошла еще относительно спокойно» (Вишневская Г. П. Галина. История жизни).
Первые по-настоящему серьезные проблемы из-за присутствия Солженицына у них на даче начались спустя год, когда 8 октября 1970 года Солженицыну присудили Нобелевскую премию по литературе. «А тут премия — свалилась, как снегом весёлым на голову! <…> Пришла — прорвалась телефонными звонками на дачу Ростроповича. Век мне туда не звонили — вдруг несколько звонков в несколько минут» (Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом. С. 277). В ЦК присуждение Солженицыну Нобелевской премии приравняли к «провокационному акту» (Кремлевский самосуд, документ №29, с. 87), и советская печать (газеты «Известия», «Труд», «Комсомольская правда», «Литературная газета») тут же принялись осуждать случившееся.
Солженицын получил Нобелевскую премию, и в прессе началась открытая травля. События развивались по давно установившемуся стандарту, с той лишь разницей, что за Пастернака, так же, как в свое время и за Шостаковича и Прокофьева, открыто не вступился никто из ведущих деятелей советской культуры. Теперь же Ростропович объявил свой протест. Я хорошо помню то московское холодное утро, когда, приехав с дачи, Слава заявил мне свое решение выступить в защиту Солженицына и показал мне уже написанное письмо, адресованное главным редакторам газет «Правда», «Известия», «Литературная газета», «Советская культура».
31 октября Ростропович отправил в перечисленные газеты свое открытое письмо в защиту Солженицына.
После Славиного письма власти, конечно, сразу стали нас прижимать, особенно его, и продолжали это благородное занятие три с половиной года. Сначала его отстранили от Большого театра, потом постепенно сняли все заграничные поездки. Наконец подошло время, когда столичным оркестрам запретили приглашать Ростроповича… А вскоре ему не давали зала в Москве и Ленинграде уже и для сольных концертов.
Машинопись открытого письма М.Л. Ростроповича в поддержку Солженицына и против цензуры в литературе и музыке с дарственной надписью автора: “Дорогой, любимый друг, Саня! Я горд тем, что заслужил право быть вместе с Тобой. Всегда Твой Слава”. 31 октября 1970. Фото: Солженицынские тетради №2. М.: Русский путь, 2012
Но Солженицына с дачи Ростроповича, где «он жил безо всяких прав, непрописанный, да ещё в правительственной зоне, откуда выселить любого можно одним мизинцем, — не выселяли, не проверяли, не приходили» (Бодался телёнок с дубом. С. 275). Возможно, это было связано с тем, что Ростропович и Вишневская дружили с главой МВД СССР тех лет Николаем Щелоковым, который жил по соседству с ними и который «разрешил» проживание Солженицына в Жуковке. Известно, что Щелоков тайно помогал Солженицыну с архивными материалами для романа «Август Четырнадцатого», а также направил в Политбюро записку в защиту Солженицына («К вопросу о Солженицыне», 7 октября 1971 года, см.: Кремлевский самосуд. Документ № 63. С. 169-172; более подробно о Щёлокове и его связи с Солженицыным — здесь и здесь). Однако предложения Щелокова пересмотреть отношение власти к писателям, в частности к Солженицыну («за Солженицына надо бороться, а не выбрасывать его. Бороться за Солженицына, а не против Солженицына» (Кремлевский самосуд. Документ № 63. С. 172)), опубликовать «Раковый корпус» и выделить квартиру в Москве не нашли поддержки.
Тем не менее, по воспоминаниям Солженицына, его «житье у Ростроповичей подтачивалось постепенно» (Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом. С. 307).
Узнав меня случайно и почти тотчас предложив мне приют широкодушным порывом, ещё совсем не имея опыта представить, какое тупое и долгое обрушится на него давление, даже вырвавшись с открытым письмом после моей нобелевской премии, и ещё с год изобретательно защищаясь от многочисленных государственных ущемлений, — Ростропович стал уставать и слабеть от длительной безнадёжной осады, от потери любимого дирижёрства в Большом театре, от запрета своих лучших московских концертов, от закрыва привычных заграничных поездок, в которых прежде проходило у него полжизни. Вырастал вопрос: правильно ли одному художнику хиреть, чтобы дать расти другому? (Увы, мстительная власть и после моего съезда с его дачи не простила ему четырёхзимнего гостеприимства, оказанного мне.)
Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом. С. 308
Солженицын окончательно съехал от Ростроповичей в мае 1973 года, когда он «уже не смел <...> заедать жизнь Ростроповича-Вишневской» (Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом. С. 311).