Москва Александра Солженицына
Вводная статья
Аэропорт Шереметьево
Белорусский вокзал
Большой зал консерватории
Бутырская тюрьма
Гостиница «Москва»
Государственный Кремлевский Дворец (ранее — Дворец съездов)
Дача Александра Твардовского
Дача Корнея Чуковского
Дача Мстислава Ростроповича
Дом о. Александра Меня
Дом приемов ЦК КПСС на Ленинских горах
Дом Солженицына в Рождестве-на-Истье
Дом Союза писателей СССР
Екатерининский зал Сенатского дворца
Институт атомной энергии им. Курчатова
Институт русского языка АН СССР
Институт философии, литературы и истории (ИФЛИ)
Казанский вокзал / Вагон-приемник Казанского вокзала
Квартира Александра Твардовского
Квартира Андрея Сахарова и Елены Боннэр
Квартира Андрея Тюрина
Квартира Анны Берзер
Квартира Бориса Петрушевского
Квартира Вадима Борисова
Квартира Валерия Сендерова
Квартира Вениамина и Сусанны Теушей
Квартира Галины Тюриной
Квартира Дмитрия Панина
Квартира Евгения Фейнберга
Квартира Елены Булгаковой
Квартира Ильи Эренбурга
Квартира Кронида Любарского
Квартира Льва Копелева и Раисы Орловой
Квартира Марии Петровых
Квартира Марины Баранович
Квартира Михаила и Анастасии Поливановых
Квартира Наталии Аничковой и Надежды Левитской
Квартира Натальи Кинд-Рожанской / Кибернетический семинар Александра Лернера
Квартира Натальи Решетовской
Квартира Натальи Столяровой
Квартира Николая Кобозева
Квартира Ольги и Андрея Крыжановских
Квартира Сергея Демушкина
Квартира Сергея Ивашева-Мусатова
Квартира Сергея Ковалева
Квартира Солженицыных
Квартира Чуковских
Квартира Юрия Штейна и Вероники Туркиной
Киевский вокзал
Краснопресненская пересыльная тюрьма
Лагеря на стройках 1945–1949 годов: Калужская застава, Маяковская, Садово-Триумфальная, 1-я Мещанская, Колхозная — Сухаревка, Стромынка, Колпачный, Пехотная, Панская, Полковая, Саввинская набережная
Ленинская библиотека, новое здание
Лефортовская тюрьма
Лубянка, 2
Марфинская шарашка
Московский институт востоковедения (1921–1924) / Институт востоковедения АН (1953–1977)
НИИ-862 (Оптическая шарашка)
Посольство Франции в Москве
Посольство Швеции в Москве
Редакция журнала «Новый мир»
Рижский вокзал
Страстной бульвар
Съемная дача Солженицыных в Фирсановке
Таганская тюрьма
Театр «Современник»
Центральный военный клинический госпиталь им. Мандрыка (ранее — Центральный военный краснознаменный госпиталь им. Мандрыка)
Центральный государственный военно-исторический архив СССР, здание Лефортовского дворца
Центральный дом литераторов (1960-е годы)
Чапаевский парк
Квартира Евгения Фейнберга

Объекты на карте:

Квартира Евгения Фейнберга

Квартира Евгения Фейнберга

Адрес: Москва, ул. Зоологическая, д. 18

В конце августа 1968 года Солженицын познакомился с Андреем Сахаровым. Их встреча состоялась в квартире близкого друга Сахарова, физика Евгения Фейнберга.

Знакомство Солженицына с Андреем Сахаровым

Солженицын давно искал знакомства с Сахаровым, однако оно откладывалось и откладывалось из-за неопределенности с местом встречи. Наконец они договорились о встрече у Евгения Фейнберга, у которого оба уже бывали. Тамара Хачатурова, их общая знакомая, сообщила Фейнбергу, что Солженицын «захотел встретиться с А. Д., написал ему через нее письмо и указал, у кого ему хотелось бы устроить эту встречу. Но Сахаров, согласившись на встречу, по словам Тамары Константиновны, настоял, чтобы она произошла у меня [у Фейнберга]» (Фейнберг Е. Л. Эпоха и личность. Физики. Очерки воспоминания).

Из воспоминаний Евгения Фейнберга о той встрече:

В назначенный день и час первым пришел Солженицын <…>. Я постарался выпроводить мою дочку и племянницу, но они замешкались у входной двери, и когда раздался звонок и я открыл дверь Солженицыну, они только собирались выйти. Александр Исаевич быстро вошел, раздраженный, вспотевший (день был жаркий), и, встретив девушек, метнул на них очень сердитый взгляд.

До этого Солженицын однажды был у нас, и мы втроем очень интересно (для нас, по крайней мере) поговорили за обедом. Но я понимаю, что, по-видимому, я обманул его надежды (или ожидания), оказался «не то». И хотя мы расстались вполне дружелюбно и потом еще раз встречались у Игоря Евгеньевича, когда Солженицын пришел к нему со своей первой женой (а Тамм пригласил еще В. Л. Гинзбурга и меня с нашими женами), Солженицын, видимо, разочаровался и в Тамме, а ко мне потерял интерес (правда, когда мы случайно встретились на Белорусском вокзале, был снова вполне доброжелателен).

Мы с женой плохо понимали, какой должна быть процедура встречи. Как бы то ни было, мы решили накрыть в (единственной) большой комнате стол «с угощением». Когда Александр Исаевич увидел это, он более чем недовольно сказал: «Это что же, прием?» Ясно стало, что стиль был выбран нами неправильно. Я проводил его умыться, после чего появился Сахаров с Тамарой Константиновной. Мы с женой и Тамарой Константиновной удалились в маленькую комнату, оставив Сахарова и Солженицына одних за накрытым столом. Но я, тем не менее, чувствовал себя как-то неуверенно.

Я, конечно, понимал, что А. И. пришел сюда только ради встречи с Сахаровым и никто другой ему не нужен. И все же как прошлое общение, так и ощущение хозяина дома (к тому же ведь А. Д. почему-то хотел, чтобы встреча была именно у меня) заставили меня раза два зайти к ним, один раз — принеся чай. Каждый раз, постояв минутку, я чувствовал по настроению А. И., что нужно уйти, и уходил.

<…>

Они беседовали, сидя рядом, полуобернувшись друг к другу. Александр Исаевич, облокотившись одной рукой на стол, что-то наставительно вдалбливал Андрею Дмитриевичу. Тот произносил отдельные медлительные фразы и по своему обыкновению больше слушал, чем говорил.

Не помню, сколько продолжалась эта беседа, вероятно, часа два. <…> Наконец, они закончили беседу. Мы все вместе еще немного поговорили и «гости» стали — по одному — уходить.

Из воспоминаний Солженицына о том, какое на него произвел впечатление Сахаров, и о чем они говорили:

С первого вида и первых же слов он производит обаятельное впечатление: высокий рост, совершенная открытость, светлая мягкая улыбка, светлый взгляд, тепло-гортанный голос и значительное грассирование, к которому потом привыкаешь. Несмотря на духоту, он был в старомодно-заботливо затянутом галстуке, тугом воротнике, в пиджаке, лишь в ходе беседы расстёгнутом, – от своей старомосковской интеллигентской семьи, очевидно, унаследованное. <…>

Я был, наверное, недостаточно вежлив и излишне настойчив в критике, хотя сообразил это уже потом: не благодарил, не поздравлял, а всё критиковал, опровергал, оспаривал его меморандум, да ещё без подготовленного плана, увы, как-то не сообразил, что он понадобится. И именно вот в этой моей дурной двухчасовой критике он меня и покорил! — он ни в чём не обиделся, хотя поводы были, он ненастойчиво возражал, объяснял, слабо-растерянно улыбался, — а не обиделся ни разу, нисколько, — признак большой, щедрой души. <…>

Потом мы примерялись, не можем ли как-то выступить насчёт Чехословакии, — но не находили, кого бы собрать для сильного выступления: все именитые отказывались поголовно, он подтвердил, что из видных физиков никто не подпишет.

Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом. С. 336-337

Андрей Сахаров. 1970 г. Фото: sakharov-archive.ru

Андрей Сахаров. 1970 г. Фото: 

Из воспоминаний Сахарова:

Солженицын пишет в своей книге «Бодался теленок с дубом», что я произвел на него сильное впечатление при этой первой встрече. Я могу сказать то же самое. С живыми голубыми глазами и рыжеватой бородой, темпераментной речью (почти скороговоркой) необычно высокого тембра голоса, контрастировавшей с рассчитанными, точными движениями, — он казался живым комком сконцентрированной и целеустремленной энергии.

В начале встречи, раньше даже, чем я вошел в комнату, Солженицын тщательно занавесил окно, выходившее во двор. А. И. пишет, что, кажется, эта встреча прошла незамеченной органами. Мне же кажется, тут он ошибается (вероятно, гораздо чаще в подобных вопросах ошибаюсь я; я, так же как и Люся [Елена Боннэр], полностью игнорирую надзор, слежку, обычно не замечаю ее  нам нечего скрывать, мы не занимаемся тайной деятельностью и не хотим тратить душевные силы, чтобы думать об армии этих высокооплачиваемых «наблюдателей»). Во всяком случае, водитель «такси», которое я взял тут же у дома, вел со мной не совсем обычные разговоры  какие сволочи эти интеллигенты и еще что-то в этом роде, провоцирующее.

Я к тому времени прочитал очень многое из написанного Солженицыным, относился к нему с огромным уважением и продолжаю так же относиться к нему и сейчас, даже в еще большей степени после эпохального «Архипелага ГУЛАГ» (хотя реальная жизнь сложна и отношения наши не просты; да они и не могли быть простыми у двух столь непохожих людей, при выявившихся различиях позиций в некоторых важных вопросах).

Я, в основном, внимательно слушал, а он говорил  как всегда, страстно и без каких бы то ни было колебаний в оценках и выводах. Он начал с комплиментов моему шагу, его историческому значению  прервать заговор молчания людей, стоящих близко к вершине пирамиды. Дальше он остро сформулировал  в чем он со мной не согласен. Ни о какой конвергенции говорить нельзя (тут он почти слово в слово повторил Славского). Запад не заинтересован в нашей демократизации, а сам запутался со своим чисто материальным прогрессом и вседозволенностью, но социализм может его окончательно погубить. Наши же вожди  бездушные автоматы, которые вцепились зубами в свою власть и блага, и без кулака они зубов не разожмут. Я преуменьшаю преступления Сталина и напрасно отделяю от него Ленина  это единый процесс уничтожения и развращения, он начался с первых дней и продолжается до сих пор; изменения масштабов и форм  это не принципиально. Погибло от террора, голода, болезней (как их следствие) 60 миллионов  это по данным проф. Каганова. Названная мною цифра (более 10 млн.) погибших в лагерях  преуменьшена. Неправильно мечтать о многопартийной системе  нужна беспартийная система, всякая партия  это насилие над убеждениями ее членов ради интересов ее заправил. Неправильно мечтать о научно регулируемом прогрессе. Ученые, инженеры  это огромная сила, но в основе должна быть духовная цель, без нее любая научная регулировка  самообман, путь к тому, чтобы задохнуться в дыме и гари городов.

<…>

Я сказал, что в его замечаниях, конечно, много истинного. Но моя статья отражает мои убеждения. Она конструктивна, как мне кажется,  отсюда и некоторые упрощения. Главное, как мне кажется,  указать на опасности и указать возможный путь их устранения. Я при этом рассчитываю на добрую волю людей. Я не жду ответа на мою статью сейчас  но я думаю, что она будет влиять на умы. Если я что-то не так написал, я надеюсь это еще исправить в будущем. Но я должен о многом прежде подумать.

В будущем Солженицын и Сахаров еще изредка будут встречаться в Жуковке, где у Сахарова была дача (Солженицын жил у Ростроповичей). Они обменивались статьями, иногда «говорили о возможных совместных действиях, но всё неопределенно» (Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом. С. 337). Солженицын хотел привлечь Сахарова к сборнику «Из-под глыб», однако Сахаров отказался. «Так мы обреклись на раздельность, и при встречах обменивались лишь новостями да оценками уже происшедших событий» (Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом. С. 340).

Отдельная дискуссия, широко обсуждаемая в диссидентских кругах, развернулась между ними после высылки Солженицына из СССР и публикации за рубежом его «Письма вождям Советского Союза».

Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом. Очерки литературной жизни. 2-е изд., испр. и доп. М.: Согласие, 1996