Адрес: Москва, Чапаевский парк
Солженицын познакомился с Шаламовым в ноябре 1962-го, сразу после публикации «Одного дня Ивана Денисовича». Они быстро подружились, часто навещали друг друга, но с середины 1960-х Шаламов отдалился от Солженицына. Одна из важнейших их встреч состоялась в августе 1964-го в Чапаевском парке, когда Солженицын предложил Шаламову совместно работать над «Архипелагом ГУЛАГ».
Чапаевский парк. Начало 1980-х. Фото:
Впервые Солженицын и Шаламов встретились в редакции журнала «Новый мир» в конце ноября 1962 года. Шаламов тогда работал там внештатным внутренним рецензентом, а Солженицын был главной звездой журнала благодаря повести «Один день Ивана Денисовича». У них сразу завязалась теплая дружба.
Вскоре после знакомства Шаламов отправил Солженицыну письмо, в котором хвалил его «Один день…»: «повесть — как стихи — в ней все совершенно, все целесообразно», «повесть очень хороша», «в повести все достоверно», «повесть эта для внимательного читателя — откровение в каждой ее фразе» (В. Т. Шаламов — А. И. Солженицыну, ноябрь 1962). В том же письме Шаламов поблагодарил Солженицына, что тот знает его стихи (Солженицын писал, что познакомился со стихами Шаламова еще в 1956 году, то есть за шесть лет до их личного знакомства), и попросил Солженицына показать его стихи и рассказы Александру Твардовскому, главному редактору «Нового мира»: «Скажите как-нибудь Твардовскому, что в его журнале лежат мои стихи более года, и я не могу добиться, чтобы их показали Твардовскому. Лежат там и рассказы, в которых я пытался показать лагерь так, как я его видел и понял» (В. Т. Шаламов — А. И. Солженицыну, ноябрь 1962). Однако Твардовский отказался печатать стихи Шаламова, назвав их, по воспоминаниям Солженицына, «слишком пастернаковскими» (Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом. С. 57). Мнение Твардовского о причинах отказа в печатании рассказов Шаламова неизвестно. В своих воспоминаниях Солженицын упоминает только стихотворения Шаламова, при этом отмечая, что он сам инициировал печатание произведений Шаламова: «Я убедил В. Т. Шаламова подобрать те стихи “Из колымских тетрадей” и “Маленькие поэмы”, которые казались безусловными, и передал их А. Т. через секретаря в закрытом пакете» (там же, с. 57).
В первые годы дружбы Солженицын и Шаламов часто встречались и переписывались. В ноябре-декабре 1962 года они встретились дома у Шаламова на Хорошевском шоссе, в первых числах января 1963-го — в московской гостинице «Будапешт», где Солженицын ненадолго остановился со своей первой женой Натальей Решетовской. Из воспоминаний Солженицына о встрече в «Будапеште»:
В новогодние дни 1963 года Шаламов приходил к нам в гости в неприютно-«роскошный» номер «Будапешта», что на Петровских линиях, мы ужинали в номере и живо обсуждали пьесы: мою «Олень и Шалашовку», которую он уже прочёл, — и его колымскую пьесу, не помню её названия, драматургии в ней было не больше, чем в моей, но живое лагерное красное мясо дрожало так же, пьеса его волновала меня.
Солженицын А. И. С Варламом Шаламовым // Новый мир. 1999. №4
Весной 1963-го Шаламов похвалил солженицынский рассказ «Для пользы дела», вышедший в седьмом номере «Нового мира», а летом Солженицын предложил Шаламову погостить у него в Солотче (Рязань) и заодно поработать. Из-за слабого здоровья Шаламов долго не решался на поездку, однако все-таки поехал в Солотчу осенью (вероятно, в сентябре) — но уже спустя два дня уехал обратно в Москву. Из его «неотправленного письма А. И. Солженицыну», из записных книжек, а также иных свидетельств людей, близких Шаламову (например, его пасынка С. Ю. Неклюдова), известно, что именно после поездки в Солотчу изменилось его отношение к Солженицыну — изменилось в худшую сторону. Однако Шаламов скрыл от самого Солженицына эту перемену, сохранив в письмах теплую интонацию, и продолжал рассказывать о своих литературных делах, хвалить новые произведения Солженицына (в частности — роман «В круге первом») и сдержанно делиться взглядами на творчество и мыслями о лагерях.
В августе 1964 года они встретились в Чапаевском парке.
Во время встречи Солженицын предложил Шаламову принять участие в работе над «Архипелагом ГУЛАГ», которую начал за 6 лет до того. Однако, к большому удивлению, получил от Шаламова «быстрый и категорический отказ»:
Я изложил с энтузиазмом весь проект и моё предложение соавторства. Если нужно — поправить мой план, а затем разделить, кто какие главы будет писать. И получил неожиданный для меня — быстрый и категорический отказ. Даже: знал я за В. Т. умение тонко намекнуть вместо того, чтобы сказать прямо (у меня уже слагалось такое ощущение, что я с ним открыт, а он полузакрыт), — а тут он ответил прямо: Я хочу иметь гарантию, для кого пишу. <…> Я был тяжело поражён: до этого самого момента я был уверен, что у него, как и у меня, главная линия – сохранить память, просто писать для потомства, хоть без надежды напечатать при жизни. <…> Ответ его был так категоричен, что и уговаривать бесполезно.
Солженицын А. И. С Варламом Шаламовым // Новый мир. 1999. №4
Из записных книжек Шаламова (от 1968 года):
Через Храбровицкого сообщил Солженицыну, что я не разрешаю использовать ни один факт из моих работ для его работ. С<олженицын> — неподходящий человек для этого.
Эта заметка, даже в более грубой форме, не раз повторялась Шаламовым в записных книжках спустя годы. (Вот схожее по смыслу замечание Шаламова, датированное еще 1963 годом — видимо, после Солотчи): «Почему я не считаю возможным личное мое сотрудничество с Солженицыным? Прежде всего потому, что я надеюсь сказать свое личное слово в русской прозе, а не появиться в тени такого, в общем-то, дельца, как Солженицын. Свои собственные работы в прозе я считаю неизмеримо более важными для страны, чем все стихи и романы Солженицына» (Шаламов В. Т. Воспоминания. Подгот. текста и коммент. Сиротинской И. П. С. 372).)
По воспоминаниям Солженицына, они еще встречались, в частности — в начале июня 1965-го в квартире Шаламова на Хорошевском шоссе, однако «после провала моего архива в сентябре 1965 начались годы травли и моей накальной борьбы, и мы уже не виделись» (Солженицын А. И. С Варламом Шаламовым // Новый мир. 1999. №4).
С годами неприятие Шаламовым Солженицына — и как человека, и как художника, и как борца с режимом — только нарастало, и в своих записных книжках Шаламов не раз язвительно осуждал его. В 1966 году их переписка прервалась, и из дневников Александра Гладкова известно, что с мая 1966 года Шаламов уже отрицательно отзывался в интеллигентских кругах об «Одном дне Ивана Денисовича» и не скрывал своего отношения к Солженицыну.
Солженицын не подозревал об этих переменах и продолжал считать Шаламова своим «неизвестным и далёким братом по лагерю» (Солженицын А. И. Бодался телёнок с дубом, с. 58), таким же как он «верным “сыном Гулага”» («С Варламом Шаламовым»), с которым, к сожалению, ему не удалось закрепить дружбу. Впервые мнение Солженицына о Шаламове поменялось после февральской публикации письма Шаламова в «Литературной газете». Окончательно же все прояснилось ему только в 1995 году, когда он познакомился с записными книжками Шаламова и с его неотправленным письмом 1972-1974 годов, которые были впервые опубликованы в шестом номере журнала «Знамя».
Солженицын и Шаламов расходились не только во взглядах на искусство или в отношении к роли писателя, но и в оценках того, что, собственно, объединяло их — лагерного опыта: лагерный опыт у них сильно различался. Шаламов провел в лагерях больше времени и пострадал от них сильнее, чем Солженицын, и сам Солженицын это признавал в своих воспоминаниях о нем. Солженицын оценивал собственный опыт положительно, считая, что именно благодаря лагерю произошло его нравственное и духовное становление, а Шаламов, напротив, был категорически не согласен с такой оценкой, считая, что лагерь растлевает человеческую душу, что «лагерь — школа отрицательная — даже часа не надо быть человеку в лагере, минуты его не видеть» (В. Т. Шаламов — А. И. Солженицыну, ноябрь 1962). (Примечательно, что Шаламов писал об этом Солженицыну еще в ноябрьские дни 1962-го, когда их кратковременная дружба только зародилась: Помните, самое главное: лагерь отрицательная школа с первого до последнего дня для кого угодно. Человеку — ни начальнику, ни арестанту не надо видеть. Но уж если ты видел — надо сказать правду, как бы она ни была страшна. Шухов [гл. герой “Одного дня…”] остался человеком не благодаря лагерю, а вопреки ему. В. Т. Шаламов — А. И. Солженицыну, ноябрь 1962).