Гостиница «Люкс»
Адрес: г. Москва, ул. Тверская (ранее - ул. Горького), д. 36
Согласно документу, отложившемуся в фонде Главного управления местами заключения (ГУМЗ) Наркомата внутренних дел РСФСР, в 1921 году на принудительные работы в гостиницу «Люкс» были отправлены заключенные Новоспасского лагеря (ГАРФ. Ф. Р-4042. Оп. 1а. Д. 28. Л. 2-3).
Здание, перестроенное по проекту
В 1907 году Филиппов открыл на первом этаже дома фирменную кофейню в европейском стиле, заметки о которой оставил Гиляровский:
Уже много лет спустя его сын, продолжавший отцовское дело, воздвиг на месте двухэтажного дома тот большой, что стоит теперь, и отделал его на заграничный манер, устроив в нем знаменитую некогда «филипповскую кофейную» с зеркальными окнами, мраморными столиками и лакеями в смокингах…
Тем не менее это парижского вида учреждение известно было под названием «вшивая биржа». Та же, что и в старые времена, постоянная толпа около ящиков с горячими пирожками…
Но совершенно другая публика в кофейной: публика «вшивой биржи». Завсегдатаи «вшивой биржи». Их мало кто знал, зато они знали всех, но у них не было обычая подавать вида, что они знакомы между собой. Сидя рядом, перекидывались словами, иной подходил к занятому уже столу и просил, будто у незнакомых, разрешения сесть. Любимое место подальше от окон, поближе к темному углу.
Эта публика — аферисты, комиссионеры, подводчики краж, устроители темных дел, агенты игорных домов, завлекающие в свои притоны неопытных любителей азарта, клубные арапы и шулера. Последние после бессонных ночей, проведенных в притонах и клубах, проснувшись в полдень, собирались к Филиппову пить чай и выработать план следующей ночи.
В начале 1919 года гостиница превратилась в общежитие НКВД: в номерах размещали сотрудников наркомата, вход был только по паспортам и именным пропускам, швейцаров и консьержей сменили коменданты. Екатерина Эйгес, совмещавшая работу в библиотеках НКВД, затем — Наркомпроса с учебой на Высших
Екатерина Эйгес. Фото: polutona.ru
В начале 1919 года я переехала на Тверскую улицу, в гостиницу «Люкс», которая была общежитием того учреждения, где я работала в библиотеке. Комната — большая, светлая, с письменным столом и телефоном на столе. <…>
Иногда, возвращаясь домой с работы, я видела Есенина, стоящего перед подъездом гостиницы «Люкс». Он в сером костюме, без головного убора. Мы вместе поднимаемся по лестнице, и в большом зеркале на площадке лестницы видны наши отражения.
Сам Есенин жил здесь в начале 1919 года непродолжительное время. Сначала — в номере журналиста и издательского деятеля Г. Ф. Устинова, позже — в собственном:
Из окон нашей квартиры видны были белые, лежащие за Москвой, поля. Каждый вечер мы смотрим закат и дивимся необыкновенному количеству галок, которые громадной черной тучей носятся над полями и городскими улицами. Этих галок Есенин помнил до своей кончины. … Вскоре наше общество в «Люксе» увеличилось. Приехал с И. Гусев-Оренбургский, которому посчастливилось достать здесь комнату. <…>
Мне как-то удалось выхлопотать для Есенина в «Люксе» отдельную комнату (№ 4). Комендантом «Люкса» был ограниченнейший человек К. Слыша, что в моей квартире и в квартире Есенина часто раздается чей-то повышенный голос, комендант решил, что у нас происходят оргии, и установил за обоими номерами наблюдение, приказав подслушивать даже наши разговоры по телефону. Комендант принял за оргии декламацию Есенина, который действительно читал свои стихи достаточно громко, чтобы слышали его голос даже в коридорах. И вот однажды, когда я ушел в редакцию, а в моей комнате оставались Есенин, девица В. Р. и моя жена, Есенин вдруг почувствовал странное беспокойство. У него была какая-то болезненная чуткость.
— Нас подслушивают! — сказал Есенин, побледнев.
— Брось, Сережа, тебе показалось!
— Нет, не показалось.
И Есенин стремительно выбежал в коридор.
Действительно, у дверей подслушивали. Резким движением открыв дверь, Есенин чуть не сшиб с ног наклонившегося к замочной скважине дежурного из охраны. Есенин пришел в исступление. Он схватил дежурного за горло и начал душить. Тот едва вырвался и убежал доложить о случившемся коменданту.
Комендант рассудил просто:
— Он тебя взял за горло?
— Не то что взял, а чуть не задушил!
— Оружие было при тебе?
— Так точно.
— Почему же ты его не застрелил?
Дежурный охраны молчал. Тогда комендант К. распорядился немедленно уволить его «за нарушение устава» — за то, собственно, что он не застрелил Есенина. Вместе с тем у Есенина была немедленно взята комната, он опять несколько дней жил у меня, а вскоре комендант отдал распоряжение охране совсем не пускать в «Люкс» Есенина, даже ко мне.
Через несколько дней мне, однако, удалось настоять, чтобы комендант отменил свое распоряжение о Есенине. Есенина снова пускали ко мне, но только не разрешали ночевать.
О том, какие обычаи царили в номере литературных деятелей, можно судить по воспоминаниям В. Шершеневича о художнике Дид Ладо, своеобразном «юродивом» компании:
Однажды Устинов, который жил в гостинице на Тверской (тогда она, кажется, называлась «Люкс»), пригласил к себе нас и Ладо. <…>
Мы сидели у Устинова и тихо ужинали. Столетнего вина не было. Дид Ладо осушал жидкость, недавно выкачанную из зазевавшегося автомобиля.
Беседа носила дружественный и мирный характер. Устинов жаловался на напряженное положение на фронте. Кусиков, как всегда, бренчал гитарой и шпорами.
Устинов сказал:
— Того и гляди, они займут Воронеж.
Вдруг неожиданно для всех Дид Ладо, уже вместивший в себя больше влаги, чем может вместить бак «форда», с явно несоображающими глазами ляпает:
— Вот тогда им по шее накладут!
Есенин не понял:
— Чего ты, Ладушка, плетешь чушь?! Если отнимут Воронеж, так, значит, не им, а нам наклали.
— Я и говорю: большевикам накладут, слава богу!
Устинов встает. Хмель выскочил у всех, кроме Ладо, который так и не соображает, что он сказал.
Устинов подходит к столу, вынимает оттуда наган и мерными, спокойными шагами направляется к художнику. При виде дула тот тоже трезвеет и начинает пятиться к стене, пока, смешно дрыгнув ногами, не падает на кровать, оказавшуюся за его спиной. <…>
«С. Есенин. В первый раз рисовал в своей жизни по Лику Дид Ладо»
Рисунок и подпись под ним воспроизводится по оригиналу (РГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 139). Фото: esenin.niv.ru
И вдруг вырывается Есенин. Он, кажется, никогда не был таким решительным. Он своим рязанским умом лучше нас всех оценил создавшееся положение. Он подлетает к стоявшему на коленях художнику: раз по морде! два по морде! Дид Ладо голосит, Есенин орет, на шум открываются двери и из коридора сбегаются люди. Стрелять Устинову уже трудно. Да и картина из трагической стала комичной: Есенин сидит верхом на Ладо и колотит его снятым башмаком.
Уже в середине 1920 года решается вопрос о выселении сотрудников НКВД и организации в гостинице «Люкс» общежития Коминтерна по личной инициативе Ленина. 5 августа он получает письмо управляющего делами и члена президиума Моссовета
Так, со второй половины 1920 года гостиница входит в топографию советской Москвы в качестве одного из самых известных мест «компактного» проживания иностранных коммунистов. В общежитии поселились деятели коммунистического и рабочего движения, в числе которых видный «болгарский Ленин»
Хотя питание в столовой при гостинице было значительно лучше, чем в голодной Москве в целом (нередко по личной просьбе к столовой «приписывали» того или иного деятеля искусства, политэммигранта или добропорядочного большевика), качество оставляло желать лучшего: в конце декабря 1921 года Ленин пишет записку
Интерьер кофейни, располагавшейся в здании, заслуживает отдельного внимания. Для оформительских работ Филиппов пригласил Сергея Тимофеевича Коненкова, в будущем — одного из любимых сталинских скульпторов. Коненков привлек к разработке эскизов известного художника Петра Петровича Кончаловского (одного из основателей объединения «Бубновый валет»). Вместе они создали легендарное убранство по мотивам древнегреческих вакханалий и интерьеров А. Бенуа, Н. Лансере, Л. Бакста. Оформление сохранилось до конца XX века: некоторые элементы декора кофейни можно увидеть на кадрах фильма «Место встречи изменить нельзя».