Места принятия решений

Категория: 
Места принятия решений

Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас. Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное правосознание и революционная совесть поставят условия применения на деле, более или менее широкого.

С коммунистическим приветом,
Ленин

Дополнения к проекту вводного закона к Уголовному кодексу РСФСР и письма Д.И. Курскому 
Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Том 45. Март 1922 – март 1923

Плакат 1930 г. Дело Промпартии
Что здесь?

На карте Москвы отмечены судебные и внесудебные инстанции, которые были причастны к отправлению правосудия и делали это с систематическими нарушениями прав рядовых граждан. Здания, кабинеты, комнаты, в которых визировались приговоры, протоколы, постановления, директивы, циркуляры, законы, решающие судьбу человека, семьи или целой нации. Органы юстиции и прокуратуры, которые принимали участие в разработке и претворении в жизнь законодательства, как нарушающего права человека, так и откровенно репрессивного. Эти же органы способствовали легитимации антиправовых актов, хотя предотвращать извращение законов относилось к их основным обязанностям. Также отмечены места, которые превращались в залы суда для показательных процессов: Политехнический музей и Колонный зал Дома Союзов. Особняком стоит Лефортовская тюрьма, где объявлялись приговоры Военной коллегии Верховного суда СССР.

Москва, 1928 г. На снимке: подсудимые по «Шахтинскому делу» в Колонном зале Дома Союзов. Снимок из фондов Центрального Государственногоархива кинофотодокументов СССР. Репродукция Фотохроники ТАСС, 1991 г. ИТАР-ТАСС

Москва, 1928 г. На снимке: подсудимые по «Шахтинскому делу» в Колонном зале Дома Союзов. Снимок из фондов Центрального Государственного архива кинофотодокументов СССР. Репродукция Фотохроники ТАСС, 1991 г. ИТАР-ТАСС

На данный момент на карте нет народных судов: они были лишены права рассматривать политические дела и выносить приговоры к высшей мере наказания, что, однако, не снижает их роли в вынесении приговоров по законам о «трех колосках», о мужеложестве или несоблюдении основных юридических кодексов (компетенция народных судей оставляла желать лучшего, а их образование в редких случаях доходило хотя бы до уровня среднего).

Также не отмечены низовые звенья в цепочке процесса — районные отделы и отделения НКВД, органы милиции на местах и райкомы партии. В годы Большого террора именно они собирали доказательную базу, оперативные данные и свидетельские показания на людей, которым приговоры выносились заочно. Де-факто решение о судьбе человека принималось именно на уровне районных отделений УНКВД — органы рангом выше не могли и не считали нужным разбираться в каждом отдельном деле. Сам списочный механизм осуждения избавлял от необходимости делать это.

Революционное право

Отличительная черта всех революций — это подчинение законов и правосудия грубой силе. Против злоупотреблений свергнутого режима народ выводит на сцену открытое насилие, и нелегкое, даже в мирные времена, уравновешивание всеобщих прав становится вовсе невозможным в моменты народной смуты.

Кабанес О., Насс Л. Революционный невроз. М., 1998

Одной из центральных задач большевиков после прихода к власти являлась ликвидация старого государственного аппарата, включая судебный. 22 ноября (5 декабря) 1917 года Ленин подписал декрет о суде, главный смысл которого заключался в двух положениях: 1) разогнать старый суд и 2) отменить все старые законы. Одновременно декрет упразднял институты судебных следователей, прокурорского надзора, присяжной и частной адвокатуры. 

Законодательная база строилась на законах «свергнутых правительств», но лишь «постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию».

Декрет о суде № 2, изданный в марте 1918 года, содержал на этот счет следующее уточнение: «Судопроизводство как по гражданским, так и по уголовным делам происходит по правилам судебных уставов 1864 г. постольку, поскольку таковые не отменены декретами ЦИК Советов и Совнаркома и не противоречат правосознанию трудящихся классов». Из последующего текста декрета видно, что вопрос о соответствии этому правосознанию всякий раз каждый суд должен был решать для себя сам. Наконец, «Положение о едином народном суде», принятое ВЦИК 30 ноября 1918 года, прямо запрещало судьям ссылаться в своих приговорах и решениях «на законы свергнутых правительств». В общем, как признавал позднее Стучка, «после Октября наше первое выступление правового характера заключалось в создании пролетарского суда без буржуазного права, но и без пролетарского», т. е. без какого-либо права вообще.

Отношение к закону

В период гражданской войны выбор в пользу чрезвычайщины и революционной законности был отчасти оправдан. С переходом к мирному строительству необходимость в чрезвычайных органах должна была исчезнуть. Возвращение к более традиционному пониманию законности и права было связано и с курсом на новую экономическую политику, которая могла реализоваться лишь с помощью права как регулятора общественных взаимоотношений: обеспечение гарантий предпринимательской деятельности, личные гарантии граждан от произвола представителей госорганов, борьба с преступностью, отмена ограничений денежного обращения. Капиталистам из зарубежных стран, инвестиций которых добивалось правительство, также необходима была стабилизация правоприменительной практики на основе принципа законности, то есть жесткого следования нормам позитивного права.

«В борьбе обретешь ты право свое!» 1917 г. Фото: ЦСДФ

«В борьбе обретешь ты право свое!» 1917 г. Фото: ЦСДФ

Необходимо было вытеснить «революционное правосознание судей», заполнить многочисленные белые пятна в законодательстве. Например, понятие «кража» впервые появилось в декрете СНК «об ограничении прав по судебным приговорам» в 1921 году. До мая 1921 года лица, совершившие кражу, привлекались к ответственности на основе «революционного правосознания».

В 1922 году была проведена первая судебная реформа. На протяжении всего 1922 года шел процесс кодификации законодательства и разработки новых кодексов, которые были приняты, несмотря на противодействие отдельных большевиков, видевших в них «буржуазное понимание закона». На радость последних насилие как метод борьбы за власть, чрезвычайное законодательство и военные меры не отойдут в прошлое вместе с Гражданской войной и военным коммунизмом.

Политический процесс по «делу Савинкова», 1924 г. Фото: humus.livejournal.com

Политический процесс по «делу Савинкова», 1924 г. Фото: humus.livejournal.com

Несмотря на статус, который приобрело право в период НЭПа, напряженное противоречие между идеями использования закона и его уничтожения сохранялось в душах и умах многих большевиков. Предрассудки некоторых большевиков против права никуда не делись. Они проявлялись в открыто выраженных предубеждениях политических деятелей против профессиональных адвокатов, давали знать о себе в марксистской юриспруденции, созданной группой ведущих юристов, в борьбе против усложненности новых законов, которая влияла на уголовную политику в последние годы НЭПа. В конце 20-х годов, когда вопрос о продолжении новой экономической политики стал весьма проблематичным, антиправовая, нигилистическая точка зрения в советском правоведении вновь восторжествовала и на время оказала решающее влияние на правосудие в СССР.

Двойное дно

В СССР до 29 ноября 1990 года действовало средневековое по своей сути правило, разрешавшее применение неопубликованного нормативного акта. Принцип «незнание закона не освобождает от ответственности» полностью лишался смысла в условиях, когда ознакомиться с законом рядовому гражданину и обычному судье было просто запрещено.

Сталинской Конституцией восхищались даже «буржуазные» юристы, а хорошо срежиссированные показательные процессы могли ввести в заблуждение видных борцов за права человека. Однако большинство осужденных в СССР были привлечены и осуждены по постановлениям и приказам, противоречащим Конституции. Более того, эти приказы и постановления являлись секретными и совершенно секретными документами, содержание которых было знакомо лишь избранному кругу лиц.

Соотношение судебных и внесудебных осуждений, А.Б. Рогинский. Фото: НИПЦ «Мемориал»

Соотношение судебных и внесудебных осуждений, А.Б. Рогинский. Фото: НИПЦ «Мемориал»

Преступники

Разумеется, все конституции и уголовные кодексы даже образцовых демократий предусматривают наказание за терроризм, насильственное посягательство на государственный строй и установленный правопорядок. Однако аппарат юстиции СССР действовал не только против лиц, совершавших реальные преступления, но и против вымышленных «врагов народа».

Практика политической юстиции в нашей стране значительно расширяла контингент лиц, формально попадавших под нормы ответственности за политические (контрреволюционные, государственные) преступления. Сам контингент определялся не юридическими органами, а высшей политической властью в общем и директивами партии в частности.

Помимо борцов за власть периода Гражданской войны, среди которых были реальные претенденты на руководящую роль в государстве (Корнилов, Колчак), а также идейных противников режима, которые вели борьбу против власти путем террора, диверсий, убийств или антиправительственной пропаганды, к государственным преступникам в СССР относились:

— инакомыслящие, несогласные с политикой власти, но ничего не предпринимающие для борьбы с ней, за исключением высказывания своих взглядов;

— потенциальные противники режима, которые оказались виновны в силу различных причин: социальное происхождение, прежнее место службы, дружба или родственные связи с преступниками.

В разные периоды существования советской власти в число преступников попадали в том числе две последние категории граждан. В конце 1920-х — начале 30-х годов примирившиеся с диктатурой помещики, чиновники, служители культа, ученые и представители интеллигенции преследовались большевиками за статус «бывшие люди». Их существование признавалось несовместимым с идеями и целями нового общественного строя.

Меры наказания

Лишение жизни — самый тяжкий вид наказания, применение которого обязано сопровождаться максимальными гарантиями подсудимого от судебной ошибки. В советском государстве отношение к этому виду наказания было буквально противоположным. Большинство приговоров к ВМН выносилось заочно, органами, которые не входили в список судебных инстанций. В этом случае, у приговоренных отсутствовали минимальные процессуальные гарантии: право на защиту, на вызов свидетелей, на кассационное обжалование приговора.

Помимо упрощенного порядка судопроизводства, существовали и другие способы безнаказанно лишить советского человека жизни: сталинские списки, приговоры к ВМН по которым выносились лично партийной верхушкой.

Кроме того, кассационным органом по приговорам к ВМН на деле была Комиссия по судебным делам при Политбюро, что само по себе является непосредственным вмешательством в отправление правосудие.

Показательная пионерская демонстрация во время процесса по делу "Промпартии", 1933

Показательная пионерская демонстрация, одобряющая обвинение, во время процесса по делу «Промпартии», 1933.

Кадры

Независимость юридических профессии всегда была фундаментом минимального равенства в обществе. Именно независимость судей могла нивелировать личное влияние и авториет противоположных сторон, уравнять политика и простого человека. Эта идея заложена и в принцип разделения властей и в особую престижность этого ответсвенного поприща. Такая ответсвенность диктовала и жесткий список требований и ограничений, фильтров для претендентов на юридические должности. Первым и главным фильтром по сей день остаются высшее юридическое образование и многоступенчатая практика, которые должны отсечь некомпетентных и случайных людей в органах юстиции.

В Советском государтсве принцип разделения властей противоречил самой социалистической доктрине и отвергался как буржуазный и неприемлемый, а главным фильтром для отбора судей долгое время оствалась партийность и «революционное правосознание».

Николай Крыленко, нарком юстиции РСФСР, Москва, 1933. Источник: gettyimages.com

Николай Васильевич Крыленко, народный комиссар юстиции РСФСР, Москва, 1933. Фото: gettyimages.com

Если советское право и его сущность были неисчерпаемым источником для споров, то вопрос кадров был решен вполне ясно. Судьи и прокуроры должны были быть членами Коммунистической партии и выходцами из трудящихся классов. Только коммунисты и пролетарии могли быть вдохновлены «революционным сознанием». Только они могли использовать широкие полномочия, предоставляемые им уголовным правом, в интересах нового режима. К 1923 году членами партии были 78,9% прокуроров. На губернском уровне число партийцев на прокурорских должностях достигло 97,6%. Из числа народных судей 63% были членами РКП(б) (соответственно 76% нарсудей губернского масштаба и 100% их начальников). К 1928 году уже 100% прокуроров были партийцами, а число нарсудей-большевиков выросло до 85,6%. Даже среди следователей к 1928 году в партии состояло 54,1% от их общего числа.

Вступить в партию было куда проще, чем получить образование. В двадцатые и тридцатые годы у большинства работников советского правосудия не было даже образования на уровне средней школы. 

На протяжении почти двух десятилетий советские руководители относились к низкому образовательному цензу кадров юстиции как к чему-то обыденному. Руководители правовых ведомств пытались наверстать ущерб в образовании своих подчиненных путем их обучения в процессе практической работы. К середине 20-х годов многие губернские суды поощряли деятельность краткосрочных юридических курсов для работников суда и прокуратуры (3 месяца). В 1926 rоду Наркомат юстиции добился разрешения организовать для этого Высшие юридические курсы (подготовка длилась год). Такие курсы едва ли можно было считать заменой высшему юридическому образованию. В 20-е годы ежегодно в РСФСР готовилось всего по 500 юристов. В 30-е годы этот показатель снизился до немногим более 300 юристов в год. В 1933 году дипломы юристов получили только 180 человек. Большинство из них так и не попали на работу в правовые ведомства, а заняли более престижные посты в экономическом секторе. 

Компетентность отдельных назначенцев была настолько низкой, что их пришлось снимать с работы и переводить на другие должности. В конце 20-х годов показатель текучести среди судей достиг 24%. Из общего числа покинувших систему правосудия 35% были уволены за служебные проступки, 25% за поступки, несовместимые со званием судьи.

Право голоса

Конституция 1918 года наделяла советских граждан пролетарского и трудового, крестьянского происхождения избирательными правами. Лишались избирательных прав представители бывших эксплуататорских классов (ст. 65 Конституции). Процедура выборов оформлялась как крайне неформальная. Сами выборы были открытые, непрямые и неравные даже для политически благонадежных граждан: один депутат съезда Советов (высшего органа власти на тот момент) от 25 тыс. городского населения и один от 125 тыс. сельского. Делалось это по идеологическим причинам, поскольку считалось, что пролетариат является авангардом революционного движения, а государство является диктатурой пролетариата, но если этого пролетариата численно очень мало, то необходимо законодательно закрепить неравное представительство.

Конституция 1936 года формализовала механизм формирования власти. Выборы объявлялись теперь тайными, равными (один человек — один голос) и прямыми. Права голоса теперь лишались только умалишенные и осужденные по приговору суда. Для советских выборов всегда был характерен крайне высокий процент участия в них граждан — что-то около 99,7% от всех зарегистрированных избирателей. В воинских частях участие было стопроцентным. На деле советские выборы оказывались простым театральным представлением, созданным для оформления на должности заранее назначенных лиц.

 
Неприкосновенность личности и жилища

Неприкосновенность личности гарантировалась двумя последними советскими конституциями: ст. 127 Конституции 1936 года, ст. 54 Конституции 1977 года. Только Конституция 1918 года замалчивала этот вопрос, что характерно для конституции государства диктатуры пролетариата, где неприкосновенным не может быть никто. Однако неприкосновенность личности, жилища и тайна переписки в полной мере гарантируются не конституционными нормами, а текущим законодательством и практикой правоохранительных органов. На протяжении всего времени существования Советской власти для репрессивных органов ВЧК — ОГПУ — НКВД — МГБ — КГБ не существовало никаких ограничений в этом вопросе. 

 
Постановление СНК СССР о передаче НКВД жилой площади репрессированных. Фото: ГАРФ. Ф. Р9423. Оп. 1. Д. 1

Постановление СНК СССР о передаче НКВД жилой площади репрессированных. Фото: ГАРФ. Ф. Р9423. Оп. 1. Д. 1

Тайна переписки

С моральной, этической и правовой точек зрения просмотр частной корреспонденции — грубое нарушение со стороны государства. Однако с первых дней советской власти над «социалистической законностью» превалировал принцип «революционной целесообразности».

Противозаконность перлюстрации и военной цензуры отлично понимали советские власти. Во втором издании Большой советской энциклопедии дано определение перлюстрации. В нем подчеркивалось, что тайное вскрытие частной корреспонденции государственными органами — функция буржуазной государственной машины, но не социалистической. Однако вопрос о содержании частной корреспонденции, в особенности писем политических соратников по революционной борьбе: левых эсеров, левых коммунистов и прочих представляли живой интерес для большевиков.

Кроме выявления писем запрещенного содержания, цензоры делали выписки (меморандумы) из просмотренной корреспонденции, дающие представление о настроениях в армии и тылу, моральном состоянии населения, политических взглядах и настроениях, отношении к советской власти. Письма, представлявшие особый интерес, пересылались в ЦК РКП(б).

Вопрос о тайне переписки не поднимался в конституционных актах советского государства до 1936 года. Ни в Конституции РСФСР 1918 года, ни в позднейшей Конституции СССР 1924 года и Конституции РСФСР 1925 года об этом ничего не говорится. Но в сталинской Конституции 1936 года, имевшей большое международное политическое значение, вопрос о личных правах граждан обойти уже было нельзя. Поэтому статья 128 торжественно объявляла, что в СССР тайна личной переписки охраняется законом.

Однако к этому времени дело перлюстрации и цензурирования органами ОГПУ–НКВД достигло колоссальных масштабов, и Конституция ничего принципиально нового в работу этих органов не вносила. К 1939 году среди 11 отделений Главного управления государственной безопасности как минимум 4 имели отношение к политической цензуре, поскольку занимались агентурной разведкой и «разработкой» всей интеллектуальной элиты советского общества: 5-е отделение занималось литераторами и другими деятелями искусства, а также органами печати и издательствами. 6-е отделение — Академией наук, НИИ и научными обществами. 7-е отделение — учащейся молодежью, всей системой Наркомпроса и детьми репрессированных. 10-е отделение осуществляло борьбу с церковью.

Свобода слова

Конституция 1918 года в ст. 14 предусмотрела такую свободу только для трудящихся. Статья 125 Конституции 1936 года разрешала эту свободу только в интересах трудящихся, а ст. 50 Конституции 1977 года — в интересах народа и в целях укрепления и развития социалистического строя. Ст.ст. 69 и 70 УК РСФСР 1922 года; ст. 58.10 УК РСФСР 1926 года и ст. 70 УК РСФСР 1960 года содержали такую квалификацию преступления, как антисоветская агитация и пропаганда.

58–10. Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (ст.ст.58–2 — 58–9 настоящего Кодекса), а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания влекут за собой — лишение свободы на срок не ниже шести месяцев.
Те же действия при массовых волнениях или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении, влекут за собой — меры социальной защиты, указанные в ст.58–2 настоящего кодекса.

Юридическая ущербность этой статьи выразилась в широте и расплывчатости терминологии, что позволяло приписывать КРА (контрреволюционную агитацию) без серьезных фактических оснований. Каралась как «контрреволюционная агитация и пропаганда» почти любая попытка инокамыслия, которая становилась известна органам через систему слежки и доносительства. По этой статье были осуждены более половины всех репрессированных граждан. К опасным проступкам относились пересказ анекдотов, отказ от подписки на займ, расхваливание жизни за границей, сетования на условия работы или быта, сомнение в правильности осуждения репрессированных или положительные слова в адрес последних.

Свобода союзов

Первая советская Конституция гарантировала свободу союзов (ст. 16):

В целях обеспечения за трудящимися действительной свободы союзов РСФСР, сломив экономическую и политическую власть имущих классов и этим устранив все препятствия, которые до сих пор мешали в буржуазном обществе рабочим и крестьянам пользоваться свободой организации и действия, оказывает рабочим и беднейшим крестьянам всяческое содействие, материальное и иное, для их объединения и организации.

Однако на деле поощрялись лишь те союзы и общественные объединения, которые не противоречили идеям революции и большевизма. Прочие организации не только были нежелательными, но и преследовались законом: ст.ст. 60 — 63 УК РСФСР 1922 года, ст. 72 УК РСФСР 1959 года.

Корецкий В., Гицевич В. «Профсоюзы СССР – передовой отряд мирового рабочего движения». 1932 г.

Советские профсоюзы стали ретранслятором идеологии правящей партии среди масс трудящихся. Они превратились в часть государственного аппарата — единую систему с четкой вертикальной иерархией. Но фото: Корецкий В., Гицевич В. «Профсоюзы СССР — передовой отряд мирового рабочего движения». 1932 г.

С июня 1922 года по постановлению Политбюро ЦК РКП(б) ни один съезд или всероссийское совещание «спецов» (врачей, агрономов, инженеров, адвокатов и пр.) не могло созываться без соответствующего разрешения НКВД. Наркомату внутренних дел поручалось произвести с 10 июня перерегистрацию всех обществ и союзов и не допускать открытия новых без соответствующего разрешения. Незарегистрированные общества и союзы объявлялись нелегальными и подлежали немедленной ликвидации.

ВЦСПС предлагалось не допускать образования и функционирования союзов специалистов помимо общепрофессиональных объединений. Существующие секции предлагалось брать на особый учет и под особое наблюдение. Уставы этих организаций должны были быть пересмотрены при участии ГПУ.

Кудрявцев В.Н., Трусов А.И. Политическая юстиция в СССР. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2002
Приговоренные временем. Российские и советские прокуроры. XX век. 1937–1953 / А. Г. Звягинцев, Ю. Г. Орлов. М.: РОССПЭН, 2001
Мозохин О.Б. Право на репрессии. Внесудебные полномочия органов государственной безопасности: статистические сведения о деятельности ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ СССР (1918–1953). М.: Кучково поле, 2015
Архив ВЧК: Сборник документов / Отв. ред. В. Виноградов, А. Литвин, В.Христофоров; сост.: В. Виноградов, Н. Перемышленникова. М.: Кучково поле, 2007
Красный террор в годы Гражданской войны по материалам Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков / под ред. Ю. Г. Фельштинского и Г. И. Чернявского. М.: Терра, 2013
Горяева Т.М. Политическая цензура в СССР. 1917–1991 гг. М.: РОССПЭН, 2009.
Смирнов Н.Г. Репрессированное правосудие. М.: Гелиос АРВ, 2001
Министерство юстиции России за 200 лет (1802 – 2002) : Историко-правовой очерк / М-во юстиции Рос. Федерации; М.: НОРМА, 2002.
Смыкалин А.С. Перлюстрация почтовой корреспонденции и почтовая военная цензура в России и СССР. М.: Русайнс, 2015.
Коржихина Т.П. Советское государство и его учреждения. Ноябрь 1917 – декабрь 1991 г. М., 1995.
Кожевников М.В. История советского суда, 1917–1956. М., 1957.
Панкратов А.С. Кадры советской прокуратуры // На страже советских законов. М., 1972.
Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М.: РОССПЭН, 2008.
Арендт X. Ответственность и суждение. М.: Изд. Института Гайдара, 2013.
Как судьи принимают решения: эмпирические исследования права / Под ред. В.В. Волкова. М.: Статут, 2012.